Неточные совпадения
— Да моя теория та:
война, с одной стороны, есть такое животное,
жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять на свою ответственность начало
войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к
войне неизбежно. С другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины, граждане отрекаются от своей личной воли.
До
войны и ее ужасов мы каждый день совершали много
жестокого и претерпевали много
жестоких болей.
Но тогдашние времена были те суровые,
жестокие времена, когда все, напоминающее о сознательности, представлялось не только нежелательным, но даже более опасным, нежели бедственные перипетии
войны.
Правда, устройство жизни в главных чертах остается всё таким же насильническим, каким оно было 1000 лет тому назад, и не только таким же, но в некоторых отношениях, особенно в приготовлениях к
войне и в самых
войнах, оно представляется даже более
жестоким; но зарождающееся христианское общественное мнение, то самое, которое при известной степени развития должно изменить всё языческое устройство жизни, уже начинает действовать.
К таким людям принадлежит Мольтке, суждение которого выписано Мопассаном, и большинство военных, воспитанных в этом
жестоком суеверии, живущих им и потому часто наивно убежденных, что
война есть не только неизбежное, но и необходимое, даже полезное дело. Так судят вместе с тем и невоенные, так называемые ученые, образованные, утонченные люди.
«Возможно ли избавиться от
войны?» — пишет ученый человек в «Revue des Revues». — Все согласны, что если она разразится в Европе, то последствия ее будут подобны великим нашествиям варваров. Дело при предстоящей
войне будет идти уже о существовании целых народностей, и потому она будет кровавая, отчаянная,
жестокая.
Мы признаем ненужность таможен и заграничных пошлин и должны платить их; признаем бесполезными расходы на содержание двора и многих чинов управления; признаем вредной проповедь церковную и должны участвовать в поддержании этих учреждений; мы признаем
жестокими и бессовестными наказания, накладываемые судами, и должны участвовать в них; признаем неправильным и вредным распределение земельной собственности и должны подчиняться ему; не признаем необходимости войск и
войны и должны нести страшные тяжести для содержания войск и ведения
войн и т. п.
Но скучен мир однообразный
Сердцам, рожденным для
войны,
И часто игры воли праздной
Игрой
жестокой смущены.
Нередко шашки грозно блещут
В безумной резвости пиров,
И в прах летят главы рабов,
И в радости младенцы плещут.
И дики тех ущелий племена,
Им бог — свобода, их закон —
война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро — добро, и кровь — за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.
У наших ног, как в ендове глубокой,
Узнали мы поляну, где вчера
Нас жеребий
войны постиг
жестокий...
Главное же, ни один самый
жестокий разбойник, никакой Стенька Разин, никакой Картуш — не может сравниться по жестокости, безжалостности и изощренности в истязаниях не только с знаменитыми своей жестокостью злодеями — государями: Иоанном Грозным, Людовиком XI, Елизаветами и т. п., но даже с теперешними конституционными и либеральными правительствами с их казнями, одиночными тюрьмами, дисциплинарными батальонами, ссылками, усмирениями бунтов и избиениями на
войнах.
Не было бы ни странствий Одиссея, ни самой Троянской
войны, если бы боги оставили людей в покое и с
жестоким равнодушием не пользовались ими для своих целей.
Нет минуты, чтобы раскаяние не щемило его сердце, —
жестокое раскаяние в том, что он способствовал побегу Милицы на
войну.
Если бы наш народ был таким же многочисленным, могущественным и сильным, как вы — русские, разве хоть капля сомнения или отчаяния могли бы проникнуть в мою душу, когда я узнала о
войне наших с этой
жестокой и кровожадной Австрией? — закончила вопросительно свою горячую речь Милица, и обвела теснившихся вокруг неё подруг горячим, сверкающим взглядом.
Когда же появились в газетах несправедливые,
жестокие требования, предъявленные ожесточенной Австрией маленькому Сербскому королевству за Сараевское убийство, на которые всё-таки почти согласилась Сербия, и которые, однако, не умиротворили Австрию, — все еще раз поняли, что
война неизбежна.
Мысль о том, что оба ее сына находятся на
войне, что оба они ушли из-под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь в это лето с
жестокою ясностью пришла ей в голову.
В этом стиле управлять страной может только советская власть, враждебная высшей культуре, объявившая
войну всем качествам во имя количеств, грубая и
жестокая в своих приемах.
— Это одно изменило бы всю
войну и сделало бы ее менее
жестокою.